Журнал тайм на русском языке. Журнал The New Times ("Новое время")

Эту новость можно сформулировать иначе. Типография, которая печатала журнал The New Times, ни не может его печатать дальше, а не хочет. А можно сформулировать и еще раз по-другому. Типография не то чтобы не может или не хочет, а ей нельзя больше печатать такой журнал. У журнала перед печатным станком, как говорит Евгения Альбац, «ноль долгов». И это правильно. Потому что мы понимаем, что если у независимой прессы будут хоть три копейки долга – это повод. Три копейки за типографию или три копейки за коммуналку и аренду, три копейки охраннику на первом этаже при входе в редакцию. Не важно! Это повод для того, чтобы парализовать вашу работу. Но если повода нет, то можно обойтись в принципе и без него. Нет долгов – ну, и не надо! Мы вашу лавочку прикроем просто так.

Мы, в конце концов, скажем, что у нас кончилась бумага, высохла краска, напился наборщик и его друг печатальщик, зависли компьютеры, погас свет. Если нужно найти предлог, чтобы чего-то не делать – тут нам равных нет, здесь мы – мировые чемпионы. Можно, конечно, сказать, что черт с ней, с этой типографией, в конце концов, она потеряет хороший заказ и хорошие деньги и рано или поздно загнется. Потому что СМИ уходят от бумаги и переходят в Сеть и что это повод самим начать жить в электронном виде. Но у нас уже были показательные примеры, когда точно так же, безо всяких веских причин блокировались «Грани», «ЁЖ», сайт Каспарова. Вопрос не в том, в какой форме независимая пресса будет существовать. Вопрос в том, что она не может существовать в нашей стране уже ни в каком виде. Нам всегда в ответ говорят: а как же «Новая Газета», а как же «Эхо Москвы»? Но еще не так давно в этом ряду уверенно спрашивали: а как же РБК, а как же «Коммерсант», а как же Lenta.ru?

Список этих «а как же?» становится все короче. Журнал The New Times в этот список пока еще входит и, я стучу три раза по дереву, надеюсь, что будет входить. Но мы же видим, как легко можно все поменять. Здесь у акционера внезапно поменялась точка зрения, а вместе с нею поменялось руководство и состав редакции. Здесь поменялась концепция, там изменилось финансирование. Тут что-то не понравилось надзорным органам. А теперь вот еще и типография «не может». В каждом конкретном случае будет какая-то частная причина. И никто прямо не скажет, допустим, что не стоило вам ругать Собянина. Или: у нас тут выборы, а вы нам мешаете. Или: не суйте свой нос, куда не надо со своими расследованиями. Не обсуждайте Путина и его семью, не обсуждайте друзей президента, отстаньте от Шувалова, его собак, квартир и самолетов. Нет, ничего такого сказано не будет. Скажут про смену концепции, про три копейки долга, или просто сообщат, что больше не могут печатать ваш журнал. Но штука в том, что проблемы журнала, сайтов, радио или телеканала «Дождь» - это в первую очередь ваши проблемы, дороги друзья.

Ваше окно в мир свободной информации законопачивают с каждым днем все плотнее. И к вам возвращаются старые времена. Олд Таймс, так сказать.

Е.Альбац:

К сожалению, я должна сообщить читателям журнала, что в понедельник журнал The New Times в киоски не придет, и в магазины не придет, и к подписчикам не придет. Потому что сегодня типография «Пушкинская площадь», которая печатает журнал восемь лет, и перед которой у нас ноль долгов, еще раз -- ноль долгов, сообщила что следующий номер она напечатать не сможет. Журнал The New Times сдается в тип с помощью софта, который установлен у нас типографией «Пушкинская площадь» в ночь с пятницы на субботу, в субботу печатается тираж, и в воскресенье, а в воскресенье и понедельник он развозится в киоски. Однако вдруг, совершенно неожиданно, типография сказала, что у нее нет возможности напечатать журнал. Чтобы наши читатели понимали, типография «Пушкинская площадь» - это продукт двух московских типографий: Алмаз-пресс и «Пушкинская площадь», у них не просто не загружены мощности, а они вынуждены были уволить огромное количество людей, потому что, как вы знаете, очень многие журналы перестал выходить. Мы один из последних российских журналов, который печатается не в Финляндии, не в Польше, а именно в Москве, в России. Это к слову о загруженности и так далее.
Я не могу, я с утра пытаюсь дозвониться до генерального директора типографии господин Зайцева, до его заместителя господина Бакова, они все ужасно заняты, ни один из них не может со мной поговорить. Мой сотрудник ездил в типографию, где ей было сказано, что договор они подписывать не хотят и напечатать журнал не смогут.

Следователи столичного ГУВД в среду провели выемку документов в журнале The New Times в центре Москвы в рамках уголовного дела о клевете в статье "Рабы ОМОНа", сообщил РИА Новости начальник управления информации и общественных связей ГУВД Москвы полковник милиции Виктор Бирюков.

По одной из версий, его перестали устраивать формат журнала, тяготеющего к правозащитной риторике и резкой критике власти, и фактическое разделение власти в издании с редактором отдела политики Евгенией Альбац.

До января 2009 г. пост главного редактора журнала занимала собственник издания Ирена Лесневская.

Ранее начальник ГУВД Москвы Владимир Колокольцев назвал "клеветническими" сообщения о нарушениях в столичном ОМОНе, отметив, что подал иск в суд о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда сотрудникам ОМОНа, речь о которых велась в публикации.

14 апреля начальник управления информации и общественных связей ГУВД Москвы полковник милиции Виктор Бирюков сообщил, что следователи столичного ГУВД проводят выемку документов в журнале The New Times в центре Москвы в рамках уголовного дела о клевете в статье "Рабы ОМОНа".

По словам заместителя главного редактора The New Times Ильи Барабанова, выемка документов в редакции проводится на основании решения Тверского районного суда.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Грустная новость из мира российских независимых медиа - после 10 лет работы закрывается журнал The New Times.

Свобода слова сокращается как шагреневая кожа

Очень жаль, поле независимой информации продолжает сокращаться

Очень жаль.
Спасибо Евгении Альбац за то, что такой журнал был.

Не могу поверить, что это так. Я проработала в этом журнале 8 лет!

С этим журналом так много всего связано, что сейчас ощущение, будто у меня зуб выпал. Передний.

Бумажного НТ больше не будет. Хочется написать какую-нибудь грустную, весёлую, опасную, идиотскую, поучительную, но никак не скучную историю, потому что столько их было, этих историй, что... Не буду писать историю, НТ - сама история. Страны, журналистики и моей маленькой жизни. Грустно.

Рядом с Бессарабкой на Крещатике есть двор, в котором много лет был ресторан украинской кухни, а теперь крафтовый бар. В том ресторане мы сидели тёплым октябрьским вечером, когда из Москвы позвонили и рассказали новость: убита Анна Политковская. Потом было интервью Ирены Стефановны "Новой газете", в котором она говорила, что времена страшнее были, а подлее вряд ли. Потом стало известно, что она приобрела "Новое время" и будет перезапускать его с Рафом Шакировым и Женей Альбац. Потом на дебатах, которые вел один начинающий блогер, Женя позвала в этом проекте поучаствовать. Потом были 5 лет вечеров в редакции на Тверском бульваре. А теперь Нью Таймс выпустил последний номер и от этого очень грустно.

Самый первый выпуск New Times десять лет назад я нашёл в школьной столовой.
Потом довольно часто его покупал - наверно, чаще только русский Newsweek, ну и где он теперь?
Потом, в 2010, именно в New Times впервые в печати вышла моя фотография - нелепая, да и стыренная из ЖЖ, но об этом я тогда не думал, а о том, что это достижение, праздник и вдохновение - думал.
Потом я стал иногда работать с журналом, и при всех сложностях, снимать иногда очень интересные заказы.
А летом 2013 года у меня украли камеру - на флешке были никуда не скопированные фотографии утренней съёмки круглого стола в редакции журнала, и стыд перед Евгенией Альбац был сильнее чувства потери из-за покупки новой камеры.
Каждое новое издание - большой опыт самооценки с точки зрения непривычных требований и нового контекста, в который встают твои фотографии, и первые и не первые полосы в New Times многому меня научили.
Потом именно в журнале я познакомился с Олей Осиповой и Иваном Степаненко, без которых не было бы моих книг.
Потом именно в журнале мне посоветовали в Техасе найти visitors" bureau, без которого не сложилась бы поездка в Абилин.
Я не пишу тут про расследования Барабанова или Морарь, про колонки Олега Навального или Сапрыкина - вы все это читали и знаете без меня. Просто New Times, хоть с ним и было сложно, вот так же повлиял на почти всех журналистов, которых вы знаете.
Очень жаль, что его больше не будет в печати. Надеюсь, что это временно. Или что вырастет что-то новое.

Помню, как весной 2011 года, после разговора с главным редактором журнала The New Times Евгенией Альбац, я - очень воодушевленная и довольная - заглянула в кабинет отдела политики, где мне предстояло работать.
Там сидел лохматый парень в очках, который сначала внимательно посмотрел в это мое очень воодушевленное и довольное лицо, потом хмыкнул и молча поставил пепельницу. Тогда я ещё не знала, что Егор Мостовщиков - это и есть почти весь отдел политики журнала The New Times (плюс редактор - Илья Барабанов). Что мы напишем много материалов про Путина и один материал про ботокс Путина. Что в редакции традиционно поспорят, сколько я продержусь. Что я продержусь 3,5 года. И за эти 3,5 года сама не раз буду целым отделом политики журнала The New Times. И это, пожалуй, было главной особенностью редакции: в ней каждый человек мог даже за один день побыть совершенно разными величинами.

P.s. Мне очень жаль, что закрывают печатную версию журнала. Но остаётся сайт, и это немного утешает. Среди сотрудников журнала существует теория, что The New Times будет работать, пока выполняются два условия: 1. в штате есть хотя бы один человек; 2. этот человек - Евгения Марковна. Ведь она и есть The New Times.

Евгения Альбац, держитесь. Вы сильнее любых обстоятельств. Да и всех нас, чего уж.

The New Times - огромная часть моей жизни. Я пришел в журнал в самом начале - еще на стадии его создания и подготовки первого номера. На тот момент была и большая интернет-редакция, которая во многом опередила время - готовились стримы с массовых акций, была большая доля видео и был насыщенный сайт.

Но именно бумажный The New Times все тянул, держал качество. Столько всего было за эти годы. И маски-шоу с силовиками в редакции, и ночи в аэропорту, пытаясь добраться до высылаемой из страны Наташи Морарь, и найденная закладка под машиной Жени Альбац, и Барабанов, которого прятали в каких-то квартирах после очередного расследования, и крутейшее интервью с семьей Лужкова после его отставки, которое обвалило сайт издания (а таких интересных интервью вышли сотни!), и десятки расследований, и прямые эфиры Новодворской...

Спасибо Евгении Альбац за качество, за убеждения и за человечность.

теперь в России станет проще, еще одно сложное уплотнение исчезает, еще меньше свободы быть разными. я проработал в журнале 8 месяцев и получил такой опыт, которого никак не ожидал на пятом десятке. спасибо главному редактору, спасибо тем, с кем делил это время .

С прекращением выхода The New Times в России закончились общественно-политические журналы, только где-то далеко ещё мерцает "Огонек".

И хотя сама Евгения Альбац четко назвала причину - "закончились деньги", - понятно, что государство приложило к этому максимальные усилия. От ограничений на рекламном рынке до давления на типографию. От Роскомнадзора до "Почты России".

Бороться с журналами проще, чем с кризисом.

Но эти добрые сочувственные слова соседствуют в сети с откровенным злорадством.

Одно из популярнейших либеральных изданий The New Times закрывает бумажную версию.

То ли рынок виноват, отказался вписывать в себя любителей шиковать деньги на офисы. То ли народ опять не такой, фашист проклятый, многонациональное издание не чтит и даже не читает.

Антонио Грамши и то, наверное, прослезился.

Закрыт очередной либеральный журнал.

Ехидно пишут, что радетели рынка с рынком почему-то не дружат. Это верно. Боюсь, издатели даже не понимают проблему.

В терминах рынка "Эхо Москвы", допустим, вовсе не конкурирует с "Вестями ФМ". Потому что у них разные аудитории. "Эхо Москвы" конкурирует с "Новой Газетой".

Либеральных изданий было слишком много. Они все были слишком однообразные. Одни и те же авторы, цели, стиль. Зачем же их столько? Они любят разные бизнес-девизы, типа "отличайся или умри", но никак отличаться друг от друга не хотят. Приходится в соответствии с лозунгом умирать.

Уменьшение аудитории, её раздробленность привели к тому, что многие либеральные СМИ начали переходить на платную подписку. Тем самым усугубив свое положение. Потому что раньше их читали и противники. Но читать оппонентов ещё и за не такие уж маленькие деньги? Нет, увольте.

Либеральный офисный планктон зарабатывает тяжело, в Москве неплохо, но все подряд "Дожди" тянуть не в силах.

Тем более, что что самый серьезный удар по либеральной прессе нанесла пресса украинская. Общая радикализация требует жестких высказываний. А где они жестче? Россияне вынуждены оглядываться на закон. Украинцам в отношении России и Кремля позволено буквально всё. Можно призывать вешать, рассуждать о генетической неполноценности, крыть матом - да что хотите. Ну а всё остальное приблизительно такое же, как и у наших родных либералов. Плюс - бесплатно. Сколько хочешь. Да и авторы те же: Муждабаев, Ганапольский публикуются и здесь, а Сытин, к примеру - там.

Смешно. Люди, ратовавшие за дешевых гастарбайтеров, от них, собственно, и страдают. Хотя вряд ли осознают это.

Дорога одна - на федеральные каналы в бои гладиаторов. Только там тоже мест на всех не хватит.

Перепроизводство либеральной мысли косит их ряды. Но спишут всё на цензуру.

Главная редакторесса журнала The New Times Евгения Альбац сообщила, что журнал закрывается, "останется только сайт". Причем, судя по тому, что на сайте перестала работать кнопка подписки (просто выкидывает на главную), сайт останется в смысле как архив, а не как онлайн-издание. Почему эта новость взволновала нас?

Во-первых, потому что The New Times (как и, например, Republic) - политический журнал, работающий по жесткой подписной модели, то есть в некотором роде сравним со "Спутником и Погромом". Изданий, использующих модель жесткого пейволла (когда лучший контент только за деньги, а бесплатно - новости/небольшие тексты), в России немного, и мы за ними внимательно следим.

Во-вторых, из-за цифр посещаемости The New Times: имея В ЧЕТЫРЕ РАЗА МЕНЬШУЮ АУДИТОРИЮ, чем у нас, Евгения Марковна содержала солидный редакционный штат, отправляла корреспондентов в командировки, снимала офис. Думаю, одна только плата за аренду офиса была больше, чем весь наш месячный бюджет. Работаем в четыре раза лучше, а денег у нас... думаю, половина редакции получает меньше, чем Евгения Марковна в месяц на маникюр тратит.

И в-третьих, потому что пример The New Times, скорее всего, скоро начнут приводить как доказательство неработоспособности подписной модели в России, тип, народ деньги платить не хочет. Хотя из приведенной на скрине сравнительной статистики четко видно, что издание Альбац было глубоко дотационным (кто его дотировал? Даже и не знаю, кто может дотировать издание члена Общественного Совета Российского еврейского конгресса...), и, очевидно, у спонсоров Альбац закончилось желание давать деньги. То есть это не провал подписной модели, а провал модели дотационного политического издания, отстаивающего интересы многонациональных россиян (свою скорбь в связи с закрытием уже выразил, например, легендарный крымскотатарский националист Айдар Муждабаев).

Ответы

Юрий
Остроменцкий

Вопросы

Евгений Юкечев

Фотографии

Ксения Плотникова

Майя Шелковникова

же-не-дель-ный труд ре-дак-ции жур-на-ла The New Times уме-ща-ет-ся на 64-х по-ло-сах, пре-иму-ще-ствен-но в двух-ко-лон-ни-ке, ак-тив-но при-прав-лен-ном крас-ны-ми ак-цен-та-ми вре-зов, ли-дов и ци-тат. Мно-гие ма-те-ри-а-лы не рас-по-ла-га-ют к бег-ло-му чте-нию, тре-буя от чи-та-те-ля на-ме-ре-ния, а за-тем и уси-лия для по-гру-же-ния в текст. Свое-об-раз-ный при-вет пе-ре-да-ют чи-та-те-лю в кон-це но-ме-ров Брод-ский, Вы-соц-кий, Га-лич, Гре-бен-щи-ков, Ле-тов и дру-гие, чьи сти-хи и го-ло-са сли-ва-ют-ся в гимн гра-ждан-ско-го и че-ло-ве-че-ско-го ду-ха. Как дол-жен вы-гля-деть об-ще-ствен-но-по-ли-ти-че-ский жур-нал, ка-ким об-ра-зом вы-стро-ить раз-во-ро-ты, ка-кую роль от-ве-сти изоб-ра-же-ни-ям и, на-ко-нец, ка-кая ин-то-на-ция долж-на быть у за-го-лов-ков и тек-стов - во-про-сы, на ко-то-рые ди-зай-нер даёт от-ве-ты в сво-ей ра-бо-те.

лич-ном сай-те

Юрий Остро-менц-кий - гра-фи-че-ский ди-зай-нер, ди-зай-нер шриф-та, арт-ди-рек-тор (2004–2012) жур-на-ла «Боль-шой Го-род». Моск-ва, 2013. По-дроб-нее - на лич-ном сай-те . Фо-то - Ксе-ния Плот-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times - од-но из не-мно-гих здрав-ству-ю-щих се-го-дня из-да-ний дей-стви-тель-но ли-бе-раль-но-го ха-рак-те-ра. Что вы счи-та-ли важ-ным для се-бя, участ-вуя в его раз-ра-бот-ке?

Для ме-ня бы-ло важ-ным то, что, ко-гда я за-ни-мал-ся жур-на-лом, он пол-но-стью со-от-вет-ство-вал мо-е-му пред-став-ле-нию о ду-хе вре-ме-ни. Мы с Фи-лип-пом Дзяд-ко, быв-шим ре-дак-то-ром «Боль-шо-го Го-ро-да» , бы-ли при-гла-ше-ны об-но-вить жур-нал. Я на-ри-со-вал ма-кет, по-мог его за-пу-стить и с фе-вра-ля не имею от-но-ше-ния к вы-пус-ку те-ку-щих но-ме-ров. Сей-час там за глав-но-го ди-зай-нер Иван Сте-па-нен-ко.

The New Times и «Боль-шой Го-род» - жур-на-лы до-воль-но раз-ные, так же как и их ауди-то-рии. Как бы-стро вы на-шли и по-чув-ство-ва-ли тот ви-зу-аль-ный язык, ко-то-рый ну-жен но-во-му из-да-нию? Сколь-ко вре-ме-ни ушло на ре-ди-зайн?

К мо-мен-ту на-ше-го с Фи-лип-пом ухо-да из «Боль-шо-го Го-ро-да» мы бы-ли близ-ки к же-ла-нию схва-тить-ся за бу-лыж-ник, а в The New Times он как раз ле-жал. Так что всё про-ис-хо-ди-ло очень ор-га-нич-но и во-вре-мя. На ре-ди-зайн ушло, ка-жет-ся, ме-ся-ца два. Фи-зи-че-ские га-ба-ри-ты из-да-ния оста-лись преж-ни-ми - ра-бо-та шла вну-три. Пе-ред на-ми бы-ла по-став-ле-на про-стая за-да-ча - об-но-вить жур-нал. Сде-лать его удоб-нее для чи-та-те-ля и для ре-дак-ции и сде-лать так, что-бы он раз-го-ва-ри-вал се-го-дняш-ним язы-ком. Ви-ди-мо, наш уход из «Боль-шо-го Го-ро-да» сов-пал с же-ла-ни-ем глав-но-го ре-дак-то-ра Ев-ге-нии Аль-бац при-вне-сти в NT как раз то, что мы с Фи-лип-пом уме-ем. Бо-нус - ду-хо-вые ор-ке-стры в ре-дак-ции по празд-ни-кам.

Жур-нал The New Times, № 42 (268) от 17 де-ка-бря 2012. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times, № 39 (265) от 26 но-я-бря 2012 го-да. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times, № 38 (264) от 19 но-я-бря 2012 го-да. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times, № 39 (265) от 19 но-я-бря 2012 го-да. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times, № 5 (274) от 18 фе-вра-ля 2013 го-да. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Жур-нал The New Times, № 39 (265) от 19 но-я-бря 2012 го-да. Фо-то - Майя Шел-ков-ни-ко-ва.

Об-раз жур-на-ла в силь-ной сте-пе-ни фор-ми-ру-ет его ак-ци-дент-ный шрифт Carmela. На-пра-ши-ва-ет-ся не-ко-то-рая ана-ло-гия с за-го-ло-воч-ным шриф-том жур-на-ла New Yorker (шрифт Irvin Type, ав-тор Rea Irvin, 1925) : есть об-щая ма-нер-ность в пла-сти-че-ских эле-мен-тах и не-ко-то-рых де-та-лях. Он раз-ра-бо-тан спе-ци-аль-но для жур-на-ла?

Ду-маю, вы счи-та-е-те воз-мож-ным их срав-ни-вать из-за то-го, что ви-ди-те у них при-мер-но од-ни и те же вре-мен-ные кор-ни. Оба эти шриф-та так или ина-че за-вя-за-ны на эсте-ти-ке мо-дер-на. В моём слу-чае на ис-пан-ской гра-фи-ке ре-во-лю-ци-он-ных 30-х. А у неё но-ги рас-тут как раз та-ки из мо-дер-на.

Шрифт Carmela - экс-тра-ва-гант-ный гео-мет-ри-че-ский гро-теск, от-сы-ла-ю-щий к эсте-ти-ке мо-дер-на и ду-ху ис-пан-ской ре-во-лю-ци-он-ной гра-фи-ки 30-х го-дов. Со-здан в 2012 го-ду Юри-ем Остро-менц-ким. В со-ста-ве шриф-та три сти-ли-сти-че-ских се-та: уз-кий, ши-ро-кий и тра-фа-рет-ный. Пуб-лич-но не про-даёт-ся.

В 2011–2012 го-дах ме-ня пёр-ло от ис-пан-ско-го пла-ка-та времён Гра-ждан-ской вой-ны . У ме-ня бы-ло ощу-ще-ние, что это со-впaда-ет с тем, что но-сит-ся в воз-ду-хе. Cвои мыс-ли я на-чал за-со-вы-вать в «Боль-шой Го-род», сде-лал па-ру шриф-тов, а уй-дя из не-го, на-чал ри-со-вать Кар-ме-лу. Ко-гда я ри-со-вал его, ду-мал о том, что важ-но не сде-лать сти-ли-за-цию ре-во-лю-ци-он-ной гра-фи-ки, а, обер-нув-шись по-чти на сто лет на-зад, про-пу-стив че-рез се-бя и огля-нув-шись во-круг, рас-ска-зать что-то се-го-дняш-нее, что-то, что у ме-ня на кон-чи-ках паль-цев. Нас с Фи-лип-пом по-зва-ли как ко-ман-ду с уже сло-жив-шей-ся ин-то-на-ци-ей, и мы про-сто про-дол-жа-ли го-во-рить так, как мы уме-ли. И то, что мы хо-те-ли рас-ска-зать в NT, ста-ло удоб-но рас-ска-зы-вать Кар-ме-лой. Так он стал го-ло-сом The New Times. Кста-ти, у шриф-та есть ещё два сти-ли-сти-че-ских се-та, ко-то-рые не ис-поль-зу-ют-ся в жур-на-ле, а сам шрифт всё ещё на-хо-дит-ся в ра-бо-те. А на-зы-ва-ет-ся он так, по-то-му что…

Himnos y Canciones de la Guerra Civil Española - España 1936–1939. Coro Popular Jabalón

С че-го на-чи-на-ет-ся ра-бо-та над ма-ке-том? Ко-гда по-яв-ля-ет-ся по-ни-ма-ние основ-ной ин-то-на-ции, на-бор-ной па-ры и клю-че-вых шриф-тов?

Я не-ко-то-рое вре-мя че-шу ре-пу, смот-рю по сто-ро-нам, на го-ри-зонт, а по-том са-жусь, ри-сую на-бро-сок ма-ке-та, по-том счи-таю сет-ку, и всё вол-шеб-ным об-ра-зом по-чти все-гда иде-аль-но с ней сов-па-да-ет. Это, ра-зу-ме-ет-ся, амо-раль-но. Пе-ре-дел-ки для ме-ня - са-мое му-чи-тель-ное, не-при-ят-ное, слож-ное и так да-лее. Ка-жет-ся, я до-воль-но бы-стро ра-бо-таю, ин-то-на-ция по-яв-ля-ет-ся са-ма со-бой, так же как и в раз-го-во-ре - ли-бо у те-бя по-лу-ча-ет-ся раз-го-ва-ри-вать с че-ло-ве-ком, ли-бо до сви-да-ния. По-это-му William был вы-бран сра-зу и сра-зу иде-аль-но встал. На кон-тра-сте с Circe и Carmela, как и за-ду-мы-ва-лось.

Сло-ва уров-ня «об-раз» и «кон-цеп-ция» по-яв-ля-ют-ся поз-же, при не-об-хо-ди-мо-сти. Ли-бо скла-ды-ва-ет-ся лег-ко и сра-зу, ли-бо по-том нуж-но дол-го что-то до-пи-ли-вать и до-уточ-нять, но то-гда ни «об-раз», ни «кон-цеп-ция» не по-мо-гут.

Ар-хив об-ло-жек еже-не-дель-ни-ка «Но-вое вре-мя» 1943–2010 - на-гляд-ное по-со-бие по со-бы-ти-ям, про-ис-хо-див-шим в стра-не. Жур-нал име-ет свой-ство фик-си-ро-вать своё вре-мя (каж-дый раз «но-вое»), а об-лож-ка ста-но-вит-ся сво-е-го ро-да его про-бой, вы-да-вая и ро-ман-ти-че-ские ча-я-ния 60-х, и за-стой-ные 70-е го-ды, и са-мо-де-я-тель-ность 90-х.

Ва-ле-рий Го-лы-жен-ков

Гра-фи-че-ский ди-зай-нер, ди-зай-нер шриф-та, пе-да-гог, парт-нёр сту-дии Letterhead

Скла-ды-ва-ет-ся ощу-ще-ние, что стиль Engraved шриф-та William не на-хо-дит сво-е-го ме-ста в жур-на-ле, вы-сту-па-ет свое-об-раз-ным аси-стем-ным эле-мен-том. По-ла-гаю, это де-ла-ет-ся для то-го, что-бы под-черк-нуть струк-тур-ное де-ле-ние жур-на-ла. На-сколь-ко чи-та-те-лю важ-но за-ме-чать и по-ни-мать, в ка-ком раз-де-ле жур-на-ла он на-хо-дит-ся?

Без-услов-но, чи-та-те-лю важ-но по-ни-мать, где он на-хо-дит-ся, да-же если он об этом не зна-ет. А во-об-ще весь жур-нал по-стро-ен на cиль-ных кон-трас-тах. Что-бы не бы-ло гла-день-ко. Он не-удоб-ный эсте-ти-че-ски, он та-кой «как бы уро-дец». Он рас-ска-зы-ва-ет не-удоб-ные ис-то-рии. И так же, как и со-дер-жа-ние, его внеш-ний вид тре-бу-ет от чи-та-те-ля от-вет-но-го уси-лия. Не в смыс-ле удо-бо-чи-та-е-мо-сти, ра-зу-ме-ет-ся, а имен-но в смыс-ле эсте-ти-че-ско-го ком-фор-та.

До-пу-стим, че-ло-век в пер-вый раз берёт в ру-ки жур-нал. Он его весь бы-стро про-ли-сты-ва-ет. С на-ча-ла или с кон-ца - не суть. В этот пер-вый раз он дол-жен лег-ко по-нять, что жур-нал со-сто-ит из, до-пу-стим, трёх бло-ков: но-во-стей, фи-че-ров и рас-пи-са-ний. Чи-та-тель с пер-во-го ра-за дол-жен лег-ко по-нять, где что: где про «по-чи-тать», а где про «бы-стро про-бе-жать-ся» и так да-лее.

Про встре-чу ре-ди-зай-на чи-та-те-ля-ми я все-гда от-ве-чаю при-мер-но од-но и то же: од-на по-ло-ви-на чи-та-те-лей гром-ко ухо-дит, а дру-гая ру-копле-щет. На сме-ну пер-вой по-ло-ви-не при-хо-дят но-вые.

Есть ещё ин-то-на-ци-он-ная со-став-ля-ю-щая. В этом услов-ном жур-на-ле, со-сто-я-щем из но-во-стей, фи-че-ров и рас-пи-са-ний, важ-но по-ни-мать, по-че-му опре-делён-ная те-ма по-па-ла в фи-че-ры (ма-те-ри-а-лы, как пра-ви-ло, в се-ре-ди-не но-ме-ра, сде-лан-ные спе-ци-аль-но для кон-крет-но-го вы-пус-ка: ре-пор-та-жи, ин-тер-вью, рас-сле-до-ва-ния и т. п. - Прим. ред.), а не, на-при-мер, в но-во-сти. Если ин-тер-вью с оп-по-зи-ци-о-не-ром N сто-ит не в но-во-стях, а в фи-че-рах, сам этот факт уже мно-го го-во-рит о жур-на-ле как о со-бе-сед-ни-ке. И эта ис-то-рия важ-нее во-об-ще все-го. Ре-дак-ция долж-на дать воз-мож-ность чи-та-те-лю мак-си-маль-но лег-ко счи-тать вес ин-фор-ма-ции и её ин-то-на-цию.

К со-жа-ле-нию, на-до при-знать, что сред-не-ста-ти-сти-че-ский чи-та-тель есть иди-от: с од-ной сто-ро-ны, счи-та-ет, что всё куп-ле-но, а с дру-гой - не в со-сто-я-нии от-ли-чить ре-клам-ный мо-дуль от кон-тен-та. За-то успеш-но шлёт жа-ло-бы на эту са-мую ре-кла-му.

Жур-нал The New Times, № 37 (263) от 12 но-я-бря 2012.

Жур-нал The New Times, № 41 (267) от 10 де-ка-бря 2012.